11

Невозможно было привыкнуть к изменениям, происшедшим в жизни Капрала. Теперь, чтобы увидеть его, нужно было идти к нему домой, он уже не появлялся там, где постоянно бывал раньше, и поймать его стало чрезвычайно трудно. Правда, он вернулся в свои излюбленные места, где по-прежнему демонстрировал великолепную игру для развлечения и в назидание молодежи. Однако много выиграть он не стремился, зарабатывал лишь на самое необходимое: на фасоль, солонину, муку и масло. Обычно же сидел дома, наслаждаясь семейным уютом.

Находились такие, что считали Капрала пропащим человеком, которого уже невозможно спасти, раз он в полном подчинении у Мариалвы, раз она им командует и держит его под башмаком. Долго не влюблялся Капрал, боясь расстаться со свободой, но когда это случилось, отдался семейным радостям без остатка. Друзья и знакомые вспоминали прежнего Мартина — вольного как ветер, любителя выпить, азартного игрока, превосходного танцора, открывавшего все праздники. Этот Мартин исчез навсегда, вместо него появился робкий супруг, строго соблюдающий домашний распорядок дня.

Однако с ним может случиться и кое-что похуже, если принять во внимание слухи насчет того, что слишком часто стали видеть его жену вместе с Курио, которые оживленно о чем-то беседуют, весело смеясь и переглядываясь. Правда, Мартин и Курио — близкие друзья и даже братья по вере, поэтому, возможно, приятельские отношения его жены и друга диктуются обычной вежливостью. И все же большинству они казались подозрительными. Только Мартин словно ничего не замечал, целиком поглощенный своей страстью и прелестями супружеской жизни.

Однако надо заметить, что многими из тех, кто порицал Капрала или сочувствовал ему, руководила зависть.

Зависть эта не была уже столь сильной, как в первые дни, когда все втайне мечтали о женитьбе. Брачный пыл постепенно охлаждался ограничениями, на которые пошел Мартин, и все же порядок и комфорт домашнего очага порой продолжали волновать воображение Ипсилона и негра Массу, не говоря уже, разумеется, о Курио, ибо последний только и мечтал о том, чтобы жениться, и жениться, конечно, на Мариалве.

В этом-то и состояла основная трудность. Их нежные чувства друг к другу все росли с того дня, когда они встретились на Байша-до-Сапатейро у магазина «Дешевый мир» и пошли вместе, неловкие и немного смущенные. Некоторое время молчали, не зная, с чего начать.

Шли рядом и смотрели под ноги, то улыбаясь, то становясь серьезными. Наконец Мариалва взяла инициативу на себя и тихо сказала:

— Я хотела поговорить с вами…

Курио поднял глаза и встретился с открытым и грустным взглядом Мариалвы.

— Со мной?

Чтобы попросить вас кое о чем… Уж и не знаю…

— Так просите… Я готов сделать для вас все, что потребуется…

— Обещаете?

— Обещаю…

— Так вот я хотела… — пролепетала она робко и стала совсем грустной.

— Что? Говорите…

— Хотела попросить вас, чтобы вы не приходили к нам больше.

Курио словно кто-то ударил в грудь. Он ожидал чего угодно, только не этой просьбы, разом покончившей с его надеждами. И хотя он сам незадолго до этого решил не появляться больше в доме Капрала, слова Мариалвы ранили его в самое сердце. Лицо Курио исказилось гримасой отчаяния, он ничего не мог сказать и остановился посреди улицы. Мариалва тоже остановилась, сочувственно глядя на юношу. Затем коснулась его руки и сказала:

— Если вы будете ходить к нам, к добру это не приведет…

— Почему?

Мариалва опустила глаза.

— Значит, вы ничего не замечаете… Мартин в конце концов начнет подозревать, он уже и сейчас чувствует что-то неладное…

Новый удар в грудь. Неужели Мартин уже догадывается? Что делать? Ах, брат мой, какой ужас!

— Но ведь между нами ничего нет…

— Именно поэтому нам лучше не видеться… Пока ничего нет… Потом будет тяжелее…

Вот тогда-то ошалевший от страсти Курио, забыв, что они стоят на шумной многолюдной улице, взял руку Мариалвы и спросил сдавленным голосом:

— И ты считаешь, что…

Она снова опустила глаза.

— Как ты, не знаю… Что же касается меня…

— Я не могу без тебя жить…

Она снова зашагала.

— Пойдем, а то люди оборачиваются…

Мариалва объяснила Курио, что между ними ничего не может быть. У нее обязательства по отношению к Мартину, он ее привез, дал ей все, он безгранично добр и безгранично предан, он с ума по ней сходит и способен ради нее даже на преступление. Она не может покинуть Капрала, хотя и не любит его, хотя ее сердце бьется для другого. Они оба, она и Курио, должны пожертвовать своим чувством, чтобы не ранить Мартина, не причинить ему боли. И вот она решила, как ей это ни тяжело, не видеться больше с Курио. И он должен поддержать ее, он ведь друг Мартина, у их любви нет будущего. Поэтому она и пришла к нему, чтобы он, пообещал ей никогда больше не стараться увидеть ее.

Курио заявил, что он глубоко тронут, Мариалва — святая, и он недостоин ее любви. Она помогла ему снова стать честным человеком и верным другом. Пусть он будет мучиться, как осужденный гореть на вечном огне, но не станет искать встреч с нею, он задушит эту преступную любовь, вернет утраченное достоинство. В груди у Курио бушевало пламя, а Мариалва искоса поглядывала на него. Он поклялся, поцеловав крест, сложенный из пальцев, и ринулся прочь, чтобы не подвергаться искушению. Мариалва посмотрела ему вслед и улыбнулась. А потом пошла сквозь толпу, наполнявшую Байша-до-Сапатейро, с удовольствием ловя возгласы и свистки, которыми наиболее дерзкие молодые люди выражали ей свое восхищение. Она не оборачивалась, а лишь сильнее покачивала бедрами. Курио бегал по переулку в поисках бара. Буря страстей сломила его, и он был похож на судно, потерпевшее кораблекрушение, с порванными парусами, со сломанным рулем.

Три дня бродил Курио по городу, терзаемый своими мучениями, своим самопожертвованием и героизмом. Друзья терялись в догадках относительно причин его запоя — то ли начало, то ли конец романа, может быть, помолвка, а может быть, неверность любовницы. Толком от него ничего нельзя было добиться, в его страданиях ощущалась какая-то горделивая сдержанность. Жезуино, посетивший Капрала, чтобы обсудить с ним предстоящий петушиный бой, рассказал об отчаянии Курио, который пьяный валяется на улицах и с видом мученика толкует о самоубийстве.

— Курио пора жениться… — заявил Мартин.

Мариалва, слушавшая этот разговор, стоя в дверях комнаты, улыбнулась. Мартин продолжал:

— Женщина рождена для того, чтобы служить мужчине… — и, обращаясь к Мариалве, добавил: — Ну-ка, красавица, налей Бешеному Петуху и своему мужу… Отменная кашаса…

Мариалва вошла в комнату, чтобы наполнить рюмки.

На другой день, когда Курио, небритый и грязный, сидел в баре Изидро до Батуалэ, дожидаясь первой порции кашасы, к нему подошел какой-то мальчишка и шепнул:

— Молодой человек, одна дона хочет поговорить с вами. Велела мне вас вызвать.

— Не хочу я ни с кем говорить… Пошел вон…

Но любопытство все же взяло верх, и он выглянул на улицу. Невдалеке стояла она. Курио бросился к ней.

— Мариалва!

— Боже мой, в каком вы виде… Никогда бы не подумала…

Как впоследствии говорила Мариалва, именно в этот момент, увидев его грязным и небритым, она отступила перед своей преступной любовью. Мариалва заплакала, и ее слезы омыли душу Курио, а через несколько часов он омыл и тело, что принесло ему приятное облегчение.

За этим свиданием последовало много других. Мариалва была одержима страстью, о Курио же и говорить нечего. Они ненадолго — из страха перед Мартином — встречались в церквах, в порту, торопливо обменивались несколькими словами. В окрестностях дома Мариалвы было решено не встречаться. Когда она могла, она приходила к магазину, где он работал, и они вместе шли по улице, спускались по Табоану, заглядывали в магазины. Двое безумно влюбленных, две родственные, однако благородные души.